Рассказывал я как-то анекдот про грузина (зумеры, поясняю: есть целая плеяда шуток, подразумевающая, что якобы все грузины — геи) в присутствии грузина. Все, кроме грузина, смеялись. Когда все отсмеялись, грузин заметил: «Я знаю этот анекдот. Вообще-то, он про армянина».

Юмор — дело серьезное. Большинство шуток основаны на абсурде, на несоответствии. Так, Кэролл, будучи математиком, сделал «Алису» очень смешной во многом за счет систематического нарушения законов логики, например:

• Завтра никогда не бывает сегодня! Разве можно проснуться поутру и сказать: «Ну вот, сейчас наконец завтра?»
• Подумать только, что из-за какой-то вещи можно так уменьшиться, что превратиться в ничто!
• Никогда не считай себя не таким, каким тебя не считают другие, и тогда другие не сочтут тебя не таким, каким ты хотел бы им казаться.

Таким образом, юмор часто указывает на некое несоответствие. Мы испытываем особый кайф, когда это несоответствие тонкое — например, касается жизненных установок человека. Вот в той же «Алисе»: «Она всегда давала себе хорошие советы, хоть следовала им нечасто». Способность подмечать тонкие несоответствия обычно и называют хорошим чувством юмора. «Тонкость» юмора может быть разной: кто-то не поймет юмора над противоречивыми жизненными установками, а другой не заметит и простую логическую ошибку. А обезьянка, которую научили языку жестов, шутила так: показывала на стакан и говорила, что это яблоко.

По этой причине тонкий юмор, конечно, не для всех, и «Американский пирог» — популярнее «Большого Лебовски». Лично я (самонадеянно причисляя себя к людям с неплохим чувством юмора) лучшим мемом последних лет считаю мем, который массовым так и не стал — вы его видите на скриншоте выше. Я бы фразу «блины ее поддерживают» вставлял в каждый второй свой пост, но не могу, поскольку в народ мем так и не пошел, я и сам узнал его лишь недавно. Увы — понять то, насколько это смешно, могут не только лишь все, мало кто может это сделать. Вот такой КГ/АМ.

Анекдоты про грузин придумывают не грузины, а вот белорусы очень любят такой анекдот:
Из стула торчит гвоздь. Садится на него русский, какое-то время сидит, матерится, наконец, вскакивает и, потрясая кулаками, уходит. Садится украинец и тут же вскакивает с криком «У кляты москали!» Садится белорус. Сидит. Сидит. Сидит, иногда смущенно ёрзая. Наконец, не вставая, бурчит под нос: «А можа так i трэба?» («Может, так и надо?»).

Когда на этом канале я шучу над носителями стереотипов о женщинах, в комментарии приходят возмущаться отнюдь не те, над кем производился акт подшучивания, а феминистки. Это естественно: и носители стереотипов, и феминистки относятся к этим стереотипам столь серьезно, что не способны разглядеть в этих заявлениях шутку. Они для них не абсурдны, не вскрывают то самое противоречие, от вскрытия которого нам становится смешно. Они не видят «логической ошибки».

Мы упрощаемся, когда речь заходит о нас или о триггерящих нас темах — мы не способны посмотреть на них отстраненно (а по Чаплину, комедия — это жизнь, взятая общим, то есть не крупным планом). А ведь юмор обычно высмеивает тех, кто не видит абсурда, поскольку именно это делает абсурд столь абсурдным:
— Мыкола, дывися, москали! Пишлы им морды бить!
— А шо коли они нам набьють?
— А нам-то за шо?!

Так что по-настоящему гордым носителем чувства юмора может считаться лишь тот, кто способен посмеяться над собой. А не тот, кто, как я, самоутверждается за счет бесконечного высмеивания окружающих.