На фотографии выше вы видите прошлогоднюю победительницу конкурса красоты «Мисс Алабама». Чем нам интересно это малозначительное событие?

Среди поборников новой этики распространен следующий весомый аргумент против нападок на лишний вес и прочие элементы этой самой новой этики: «Вы так говорите, как будто бодипозитив — это только про обжорство. Но он еще и про инвалидов, и про тех, кто имеет лишний вес из-за генетики, и…» Вместо бодипозитива можно вставить что угодно другое «новоэтичное».

Я из текста в текст продолжаю настаивать: многие формально верные умопостроения используются для покрывания собственных пороков. И в этом их большая опасность.

Безусловно, высмеивать, порицать или прятать от себя людей со специфической в том или ином виде внешностью — мерзко и не говорит ничего хорошего о тех, кто так поступает. Также нет никаких причин закатывать глаза и говорить «о богиня моя, как вы не понимаете, у всех разный метаболизм» — большинство людей после 35 понимают это автоматически на своем опыте. Лишний вес сам по себе не делает человека «плохим». Всё это — очевидная истина. Сам я в буквальном смысле на своей шкуре знаю, как, начав есть каждый день по стограммовой шоколадке, через неделю вопреки законам физики неминуемо обнаруживаешь плюс два килограмма на весах. А я очень люблю шоколад.

Люди разные и никакой человек не плох изначально — да. Но хрен вы мне докажете, что у Мисс Алабамы 2024 — широкая кость и замедленный метаболизм. Этот человек — сильно не в порядке, он день за днем и год за годом убивает себя, в неестественных количествах поглощая еду, которая с неестественной силой воздействует на вкусовые рецепторы и общее состояние человека и вызывает зависимость (найдите тут принципиальное отличие от наркомании).

И сообщение, которое пытается донести жюри конкурса, вовсе не в том, что люди разные, и это нормально. Этой идее противоречит сам факт проведения конкурса красоты, в котором изначально ключевым фактором является генетика. Если ты полагаешь, что все люди равны, не выбирай среди них лучших на основании природных данных. Реальное сообщение от жюри следующее: быть по собственной воле больным и безвольным — нормально. Новая этика популярна именно поэтому, а не потому, что всех внезапно начало волновать психическое равновесие людей с широкой костью. Рассуждения о всеобщей разности и равенстве — формально верное, а потому удобное обоснование того, почему ты сам являешься безвольной снежинкой.

Новая этика — конечно, лишь одно из возможных проявлений тех свойств, которые есть примерно у всех. Когда человек ленится, оправдывая это тем, что «надо же отдыхать, что тут такого», — он сам является Мисс Алабамой 2024. Или лжет, потому что нельзя же не лгать. Ворует у компании, в которой работает, потому что компания от его работы всё равно в плюсе.

Рискну предположить, что это — грабли рационального человека, которые он повсюду носит с собой. Мы вполне может рационально объяснить иррациональное, и в этом наше проклятие. Самые умные из нас сделают это так, что не подкопаешься (к слову, имевшие опыт общения с душевно больными знают, что тех невозможно убедить в лживости их теорий — их картина мира обычно обладают извращенной, но абсолютно стройной логикой, и эти люди приведут вам неоспоримые доказательства того, что дворник действительно за ними следит). Те, кто поглупее, если их прижать к стенке неудобными вопросами, в какой-то момент закричат «потому что пошел в жопу, вот почему!» — и останутся при своем.

А нам, как рациональным людям, жизненно важно признать, что рациональность важна, но не все знания рациональны. И если в глубине души ты чувствуешь, что, ленясь, поступаешь бесчестно по отношению к самому себе, — возможно, так и есть, сколь бы весомыми ни были аргументы в твою защиту. И стоит быть готовым к тому, что окружение тебя за твои же слабости наградит титулом «Мисс Алабама 2024», так что не стоит воспринимать одобрение как однозначный признак движения в правильном направлении.

Давеча пересмотрел советский фильм 1968 года «Семь шагов за горизонт», описывающий всевозможные экстраординарные способности. В юности он меня поразил, а сейчас заставил скучать, ведь бóльшая часть фильма посвящена:

• Парню, который импровизирует песни на заданные темы
• Парню, который поразительно точно и быстро считает
• Парню, который проводит сеанс одновременной игры в шахматы на нескольких досках вслепую

Переводя на язык современности: эти парни в своих способностях подошли к компьютеру чуть ближе большинства людей. То, что они показывают, и правда удивляет, но в этом месте мы не можем не вспомнить Илона Маска, который высказался о Гарри Каспарове так: «Он играет в шахматы почти так же хорошо, как мой айфон, в остальном же он идиот». Я убежден, что показанные в фильме ребята — не идиоты, но:

• Парень не сочиняет действительно талантливые композиции, а импровизирует плохие песни — как чатЖПТ
• Парень не совершает некое открытие в физике, а просто быстро вычисляет корни из чисел — как калькулятор (небольшое проведенное мною исследование показало, что спустя несколько лет после съемок фильма он сошел с ума и попал в психиатрическую лечебницу)
• Шахматист — действительно великолепный гроссмейстер Михаил Таль, но мы видим не его умопопрочительную партию, а десять посредственных (для его уровня) партий, пускай и играемых одновременно и вслепую — как шахматное приложение

В том же 1968 году вышел легендарный фильм «Одиссея 2001», в начале которого есть сцена, символизм которой непонятен в 2025. Там говорящий чатЖПТ, управляющий космическим кораблем, обыгрывает капитана корабля в шахматы. В реальном 1968 году компьютер только недавно начал обыгрывать лучших любителей, профессионалы же выносили компьютер в одну калитку. Сцена из «Одиссеи 2001»доносила до зрителя шокирующую идею, которая никого не шокирует сегодня, — компьютер обскакал человека.

Шахматист Михаил Таль в «Семи шагах» высказывал мысль, что на его веку ситуация не изменится, компьютер не обыграет гроссмейстера. В 1988 году компьютер обыграл Таля, а в 1997 году компьютер впервые выиграл действующего чемпиона мира, вышеупомянутого Каспарова. Сегодня многим из нас даже сложно представить, что это за несовершенные компьютеры такие были, обыграть которых мог человек.

Рискну предположить, что победа алгоритмов неожиданно помогла нам восхищаться в людях действительно человеческими качествами:

• Крут не тот парень, который может на ходу рифмовать слова и фразы-штампы, как чатЖПТ, а тот, кто создает истории, заставляющие смеяться и плакать
• Крут не тот парень, который считает почти так же быстро, как калькулятор, а тот, который привил любовь к математике школьникам
• Крут не тот парень, который может хранить в памяти положение фигур на нескольких досках (тогда как компьютер может помнить примерно бесконечное количество партий целиком), а тот, кто переломил ход игры и обошел соперника в самый неожиданный момент

Поэтому в 2025 году люди по-прежнему следят за шахматными турнирами допускающих ошибки кожаных мешков, хотя логичнее было бы устраивать турниры по игре между разными компьютерными программами — то есть по-настоящему сильными соперниками (такое существует, но тамошних чемпионов не знает никто, а о Магнусе Карлсене хотя бы что-то слышали все).

Однако мировоззренчески человечество внезапно поделилось на:

• Тех, кто считает, что не существует качеств, в которых компьютер — не конкурент человеку научпоп
• Тех, кому человеческое в человеке не чуждо

Сделаю оптимистический прогноз, что будущее всё же за вторыми, поскольку первые спустя несколько десятилетий будут заводить семьи исключительно с идеальными роботами, а вторые продолжат иметь дело с неидеальными людишками.

Я — страшный фанат виниловых пластинок и музыку в записи слушаю почти исключительно на них. Винил вообще чудовищно моден последние лет 10. «Чудовищно» — естественно, учитывая специфику этого формата. Как любят шутить любители винила: «Винил — это, конечно, крайне дорого, зато очень неудобно».

Мне кажется, популярность винила именно сейчас, а не, скажем, в девяностых, о многом нам говорит. Ведь пластинки могли бы просто оставаться популярными в девяностых и нулевых — мол, ну не нравится мне все эти кассеты, а затем компакт-диски, предпочитаю свой старый-добрый патефон. Но нифига, более удобные форматы вытеснили винил, а популярным он стал лишь сейчас, когда достаточно заплатить пару сотен рублей, и у тебя в доступе — примерно все композиции мира в любых бесконечных подборках.

Скажу о виниле как его фанат. Дело не только в том, что прослушивание пластинки — это отдельное дело и своего рода медитация. Этому ты уделяешь время и место в своей жизни, подходишь к этому в определенном состоянии, даешь себе возможность и подготовиться, а посмаковать послевкусие. Если бы дело было только в этом, продажи винила не обогнали бы продажи компакт-дисков. Идею «особого нежного звука» я считаю скорее надуманной, а если кто-то и слышит разницу, то далеко не все, кто о ней заявляет. Звук этот и правда есть, но мой не лучший, но и не худший слух не позволяет услышать разницу между реальным виниловым звуком и его цифровой имитацией.

Лично мне доставляет особое удовольствие тот факт, что в виниле звук буквально запечатлен в материи. Это не цифра, не набор каких-то единиц и нулей, тут сама пластинка несет в себе музыку. Это красиво и заставляет испытывать трепет от того, что держишь ее в руках. Наверное, это максимальное приближение к живому исполнению. В этом есть магия, которая напрочь отсутствует в стримингах.

Популярность винила во многом объясняется тем, что мы, как говорят американцы, вместе с водой выплеснули ребенка. Бесконечное повышение удобства привело к потери того, ради чего это удобство нарастало: в Спотифае и его клонах, как говорится, «нет души». Не знаю про другие стриминги, но Яндекс-музыка, скорее всего, в этом не оригинальна, — она не приемлет тишины. Стоит закончится альбому, и тебе вместо нахождения в тишине сразу врубают нечто, что Яндекс счел похожим на этот альбом. И у некоторых это вызывает горячее сопротивление: я не хочу, чтобы меня непрерывно развлекали, я эту музыку не включал, не надо пихать в меня то, чего я не заказывал.

Полагаю, если бы интернет замер где-то на том уровне, когда мы качали альбомы, сортировали их по папочкам и слушали на winamp (граждане, расслабьте олд-скулы), сейчас винил мы видели бы только в старых фильмах. Но теперь мы, можно сказать, ударились в другую крайность, чтобы хоть как-то сбалансировать цифру. Искусственным путем подняли ценность музыки — так, чтобы она требовала времени, сил и банально денег.

Могу спрогнозировать, что в ближайшие годы и десятилетия подобных анахронизмов будет всё больше. Текущая реальность похожа (и обычно буквально является) непрерывным нахождением в доме с идеальной температурой. Всё здорово, но в какой-то момент становится слишком комфортно — хочется и холода, и жара, хочется жизни, а не консервации.

P. S. Надо сказать, что в случае именно винила существенная, если не бóльшая, часть продаж приходится на коллекционеров, которые пластинки даже не слушают. Извини, душнила, что написал это за тебя, и тебе теперь нечем поязвить в комментах.

Есть такой мужик, делающий короткие трагикомичные ролики, — Lazy Square. Мне нравится. В частности, то, как он делает рекламу (а в последнее время у него почти все ролики — рекламные).

Вот ролик выше. Для одной аудитории это кайфовый мультфильм о нашей человеческой глупости, которая сейчас приняла совсем уж жалкие формы. А для другой аудитории — реклама каких-то там классных игр, надо срочно переходить по ссылке. Встречаю такое всё чаще: рекламные интеграции, которые неприкрыто высмеивают очевидно хреновый рекламируемый продукт, и являющиеся вполне себе произведением искусства. Обычная реклама при этом столь абсурдна (что не мешает ей быть эффективной), что обходит абсурд намеренный.

Предрекаю, что такого будет всё больше, и «создатели контента» будут всё чаще подмигивать, рекламируя очередное криптобогатство.

Банальная логика подсказывает нам, что коль скоро мы избегаем чего-то трудозатратного — скорее всего, оно нам очень нужно. Эта же логика подсказывает нам, что если мы избегаем этого долго, усердно и страдаем из-за этого — значит, оно нам охренеть как нужно, иначе мы бы давно махнули на это рукой, как я махнул рукой на детскую мечту стать Арнольдом Шварнеггером и жениться на однокласснице Кате. Не больно-то и хотелось, как оказалось.

А вот избегать делать то, необходимость чего мы понимаем, — не так уж просто. Это только на первый взгляд кажется, что это не некая деятельность, а ее отсутствие. Нифига подобного, избегать того, что очевидно и вопиюще нам нужно, — это изматывающий труд. Например, нам нужно постоянно создавать более-менее весомые причины не делать этого. Для этого мы разводим внешнюю деятельность, которая не оставляет нам времени и сил на нужное, а также внутреннюю — объясняюще-оправдательную для того, чтобы обосновать, почему мы этого не делаем сейчас, но обязательно сделаем потом. Чтобы поверить в этот бред, надо дополнительно прикладывать незримые усилия по постоянному введению себя в состояние полусна.

Наконец, нам приходится периодически вгонять себя в обессиленное состояние (в ход идет переработка, ипохондрия, а порой и реальные болезни — психосоматика существует), нарабатывать вредные привычки и порой врать — а ложь есть штука чудовищно трудозатратная.

В качестве примера позвольте мне взять подчеркнуто простые, но именно благодаря этому всем понятные избегаемые деятельности:

• Начать заниматься физкультурой — регулярно рано утром
• Прекратить гаджетозависимость — не начинать и не заканчивать день с телефоном, не зависать с ним по полчаса в туалете и не отвлекаться на него во время работы и досуга

Приятная правда состоит в том, что следующие усилия:

• рано ложиться,
• рано вставать,
• брать ноги в в руки и идти на спортплощадку —
  безусловно, значительны, но усилия по тому, чтобы не делать этого месяцами и годами, — как минимум не превышают их. А коль скоро ты в любом случае тратишь на эту необходимость много сил, не лучше ли тратить много сил и заниматься физкультурой, чем тратить много сил и не заниматься ей?

С гаджетозависимостью всё еще проще. Тут есть два варианта:

• Мы получаем дешевый дофамин, из-за которого в итоге страдаем (потому что удовольствие это сомнительное, вслед за ним следует упадок, а еще мы тратим на этом непропорционально много времени и сил, плюс грызем себя из-за своего безволия)
• Мы страдаем из-за того, что не получаем дешевый дофамин, но при этом избавляемся от гаджетозависимости

В обоих случаях мы страдаем, но в первом варианте мы продолжаем зависеть от телефона, а во втором — нет. Здравая логика подсказывает выбрать второе.

Вышеупомянутый оправдательно-объясняющий механизм в этом месте с большой вероятностью начнет нести бред сумасшедшего о том, что «всё-таки страдания из-за отказа от постоянного залипания в телефон превышают страдания от этого залипания». Ради бога — можно поверить в это взвешивание страдания на весах и продолжить придерживаться старых привычек.

Замечу в скобках, что я намеренно искажаю реальность, ставя знак равенства между усилиями конструктивными и усилиями деструктивными, а также между страданиями, ведущими к освобождению, и страданиями, ведущими к закрепощению. На самом деле, конечно, усилия конструктивные и страдания освобождающее — круче, поскольку вместе с неким преодолением ты одновременно испытываешь кайф. Но в точке А, когда ты еще не делаешь этого, а только «решаешься» или «не можешь решиться» это далеко не так очевидно, и перспектива делать или не делать нечто может казаться ужасной и ничего хорошего не сулящей. Убеждать себя в том, что на том берегу на самом деле здорово, может быть бесполезно. А вот принять тот факт, что там по крайней мере не хуже, чем здесь, — вполне возможно.

Давеча я изучал библиотеку одного человека, которая, в строгом соответствии с предъявляемыми современностью требованиями, располагалась в электронной книге (скрывать не буду — сам за редким исключением предпочитаю маленькую электронную книгу большим бумажным). Там я обнаружил удивительную вещь: разбитое по религиям собрание книг. Например, вот христианство — и десяток книг христианства и от христиан, буддизм — десятки буддийских текстов, индуизм и так далее. Обладатель этой библиотеки претендует на то, чтобы быть высокодуховной личностью и соответственно, изучает эти книги не для написания труда по научному атеизму, а по зову сердца.

Ирония ситуации состоит в том, что каждый из сотен имеющихся у него текстов — это в большей или меньшей степени цельное руководство о том, как жить. Так, протагонист главной европейской книги говорит: во-первых, не задавая лишних вопросов, иди за мной, а во-вторых — жить надо так. Эти предложения не подразумевают необходимости изучения того, что говорят протагонисты других книг (что не означает, что следовать этим предложениям вот так просто, по «инструкции из книги» легко и вообще возможно). Подразумевается, что читатель этой книги читает ее для того, чтобы сделать это (возможно, потратив на это жизнь), а не приобрести знания о том, что говорит ее протагонист, и даже не для того, чтобы получить короткий прилив энергии («Вот как здорово, хочу так же!»).

Люди, преуспевшие на этом поприще, насколько нам известно, не копили знания из разных учений, но строго придерживались одного. Говоря на языке современности, не покупали десятками онлайн-курсы, а прошли один и сделали всё, что в нем говорилось.

В этом смысле совершенно не важен казалось бы ключевой вопрос, читал ли владелец электронной книги сотни закачанных на нее книг. Это неважно, потому что в обоих случаях он не менялся, а просто приобретал представление о себе как о духовно продвинутом человеке — просто в том случае, если читал, то образ этот вышел бы более достоверным.

Помимо подмены изменений накоплением, есть тут и удивительная мания величия. Люди, подобные владельцу библиотеки, склонны говорить: «Я изучил всё и выбрал лучшее». Снова проводя аналогию с современностью, это как если бы ученик онлайн-курса делал не всё, что там говорится, а выбирал то, что «подходит ему». Тогда как очевидно, что, будь он способен выбрать лучшее, ему не нужен был бы курс — но он не разбирается в вопросе, и потому то, что ему нужно, определяет тот, кто разбирается.

А нам становится чуть понятней, почему почти в каждом приличном советском доме была огромная библиотека, а жители этих домов не сказать чтобы сильно отличались от жителей домов современных, у которых из книг — только последний роман Пелевина.

Крыса перестает пить воду с опиумом во имя высших ценностей

Меня — человека, не употребляющего ничего более стимулирующего, чем кофе, почти 15 лет, сильнейшим образом заинтересовало недавно услышанное замечание: «Наркотики — это невероятно мощное удовольствие, которое дается даром. Поэтому вопрос „почему люди употребляют наркотики?“ — глупый. Причины этого очевидны. Что интересно, так это почему не все люди употребляют наркотики всё время?»

Как всегда, мощное емкое замечание не деле требует пояснений. Нам здесь не интересен страх как сдерживающий фактор: страх осуждения людьми или государством, страх перед последствиями для физического и психического здоровья и прочие опасения, которые мы имеем благодаря социальной рекламе и фильму «На игле». Как показали прочие аддикации (треть россиян пользуются телефоном более четырех часов в день, среди молодежи таких больше половины), если зависимость является законной, социально принимаемой и не имеет немедленных тяжелых последствий, большинство людей с удовольствием ей предаются. Вопрос о том, почему предаются ей не все и не полностью, переводит нас из негативного модуса (что плохого в человеке заставляет его подсаживаться на нечто) в позитивный (что положительное в человеке требует раскрытия, чему мешают зависимости).

Рискну предположить, что именно то, что не позволяет нам предаваться зависимостям, делает нас людьми (нет крыс, которые отказываются жать на рычаг удовольствия потому, что это мешает им делать что-то другое). Страх последствий, повторюсь, мы из этого исключаем, поскольку это подобно тому, как если бы крысу после получения этого удовольствия каждый раз членовредительствовали. Разница лишь в том, что на крысе надо применить наказание, а человеку достаточно про него рассказать.

Так, ваш непутевый слуга никогда не БРОСАЛ пить. Он постепенно терял интерес к подобного рода удовольствиям, поскольку:

• они не приносят того, чего он хочет,
• они мешают ему получать то, чего он хочет.

Вот это абсурдное получение большего удовольствия от того, что с физиологических позиций приносит меньше удовольствия — нечто, свойственное людям. Сюда же мы относим всевозможную волю, самодисциплину и сверхусилия в делах, которые не обещают более успешного выживания, комфортную жизнь и повышения социального статуса. Рискну предположить, что доля в текущем моменте этой алогичной составляющей определяет, насколько человек в текущий момент является человеком. И более человеком оказывается тот, кто сейчас сосредоточенно думает, а не тот, кто листает тиктоки, сидя на унитазе. Что несколько обесценивает выражение «ничто человеческое мне не чуждо», которое на практике обычно произносится в оправдание именно животных качеств.

Братья Стругацкие — одни из немногих великих русских писателей, в произведениях которых не доминирует трагедия — похоже, в далеком 1966 году поставили теоретический вопрос, который встал на практике только сейчас.

Есть у них роман — «Второе нашествие марсиан». На вопрос зумеров «а о чём рассказываете в романе про первое нашествие марсиан?» поясню — название отсылает нас к роману Герберта Уэллса «Война миров», в котором рассказывается, как марсиане предприняли попытку силового захвата Земли с сопутствующим поеданием человечества.

У Стругацких марсиане (на самом деле, некая неведомая сила — условные инопланетяне) действуют умнее и современнее: человечество не завоевывается и не уничтожается, а покупается и используется. Вместо пушек и поедания у марсиан Стругацких — хлеб и аппараты для откачивания желудочного сока, которым эти марсиане питаются. Партнерство на условиях win-win, все счастливы. Главный герой романа, когда мельком рассказывает об аппаратах для откачивания желудочного сока, сам того не подозревая, выдает великую истину: «Ничего страшного, только глотать неприятно, но говорят, что к этому быстро привыкаешь».

Хотя в романе речь идет не о техническом прогрессе, а скорее о социализации как таковой (человек за материальное благополучие отказывается от права быть венцом творения, соглашаясь на участь коровы), расцвет научпоперского сознания и нейросетей дают этому тексту новый слой. Человечество условно поделилось на тех, кто:

• В восторге или ужасе от развития нейросетей, поскольку те освобождают их от труда, и с нетерпением ждут внедрения чипов в мозг
• Не видят, как нейросети могут заменить их самих и их близких

Мировоззренчески, эти два взгляда отличаются следующим:

• Первые, полагая человека лишь хорошо развитым животным или очень хорошо развитым компьютером, считают, что в конце концов компьютер станет более совершенной версией человека
• Вторые чувствуют (по версии первой категории граждан — иллюзорно) в себе и окружающей реальности то, что не может быть ни улучшено, ни заменено компьютером

Если мы продлим два этих мировоззрения вслед за техническим прогрессом, то сможем предположить:

• Реализацию старого-доброго фантастического сюжета с уходом человечества в виртуальную реальность. Эта фантазия уже реализовалась в большей степени, чем нам по привычке кажется, поскольку человек находится онлайн примерно 24/7 и с трудом представляет себе жизнь без этого
• Наличие кучки отщепенцев, которые олдскульно предпочитают несовершенную реальность вместо совершенной виртуальности

Промежуточной стадией станут изменения отношений:

• Первые общаются в основном с виртуальными друзьями и умными секс-куклами, иногда переписываясь с друзьями реальными
• Вторые будут придерживаться отношений с неидеальными людишками

Пристальный взгляд на реальность (со всеми ее друзьями по переписке и порнографией) обнажит, что к этой ситуации мы уже очень близки, и отличие реальности текущей от вышеописанной — скорее количественное, чем качественное. Поэтому, как говорится, скриньте этот твит.

Есть такое не лишенное резонности мнение: лучшее топливо — это ненависть. Особенно это мнение распространено среди нас — людей, зарабатывающих на жизнь ̶б̶о̶л̶т̶о̶в̶н̶е̶й̶ словом. Мол, найди то, что тебя бесит, — и пиши об этом. Или найди того, кому завидуешь, — и переплюнь его. Всё это круто и всё это работает, но есть нюанс.

Я — большой любитель спортивных игр (в качестве участника). Играя, ты как правило находишься либо в состоянии проигрывающего, либо в состоянии выигрывающего. Это коррелирует со счетом на табло, но не всегда полностью им обусловлено: можно жечь, проигрывая, а можно сдуться, выигрывая. Как бы то ни было, и то, и другое состояние дает тебе большой скачок энергии. В первом случае ты получаешь удовольствие от самого процесса игры, от командного взаимодействия, от того, что у вас получается. Добиться этого непросто: надо и уметь играть, и показывать это умение прямо сейчас. А вот состояние проигрывающего дается даром: достаточно быть лузером, тебя будут дрючить, и ты будешь злиться.

Да, у злости как источника вдохновения есть неоспоримое преимущество — она дается легко. Но есть и два неоспоримых недостатка: во-первых, это всегда реакция, а не активное действие; а во-вторых, это источник вдохновения лузера. Что не делает злость плохим источником энергии — коль скоро она есть, лучше пускать ее на работу, а не на истязание себя или родственников, виновных в твоей несостоятельности. Проблемы возникают, когда злость становится основным источником энергии — в таком случае тебе приходится констатировать, что ты лузер по жизни. Тебя постоянно дрючат, а ты благодаря этой энергии не превращаешься в амебу и, униженный и оскорбленный, двигаешься вперед, глотая пыль от тех, кто тебя унизил и оскорбил.

Впрочем, у стратегии победителя недостатков куда больше:

• Чудовищная энергозатратность. Как говорят в народе, ломать — не строить
• Отсутствие гарантий. Злость — она уже есть, бери и пользуйся. А вот то, что в результате всей твоей деятельности, ты сделаешь что-то такое, за счет чего сможешь чувствовать себя победителем, — большой вопрос
• Сложность (энергозатратность — лишь ее часть). В народе про это говорят так: критиковать все умеют, а ты предложи что-нибудь. Легко видеть порок (в том числе мнимый), сложно сделать хорошо

Кроме того, большинство всё равно должно быть лузерами, иначе победители не будут победителями. Так что стратегия лузера всё же выгодней.

В далекие времена, когда о том, чтобы президентом США стал чернокожий, нельзя было и подумать, американский психолог Дик Джоунс в течение года проводил со старшеклассниками нечто вроде курса групповой психотерапии. Там разбиралось что угодно, но не расизм. А по завершении терапии тесты показали: уровень расовых предрассудков у старшеклассников резко упал. Предельно обобщенный вывод был таков: человек избавляется от стереотипов благодаря тому, что становится более креативным, осознанным и счастливым.

И тут всплывают проблема в направленной на нас западной пропаганде (которая, впрочем, во многом направлена не на нас, а просто во все стороны в силу культурного влияния США). Так называемая толерантность к меньшинствам привела к тому, что быть «белым цисгендерным мужчиной» означает лишиться части прав (например, в виде гласных и негласных квот) и быть готовым к несению наказания просто за то, что гипотетически ты мог совершить преступление (см. международное движение metoo).

То есть мы получаем ту же систему ущемления и принуждения, просто жертвой становится не чернокожий, не гей и не женщина, а вчерашний «угнетатель». Впрочем, в связи с политическими изменениями об этом постепенно можно начинать говорить в прошедшем времени — и недолговечность этой «новой этики» тоже показывает ее несостоятельность.

Проблема в том, что проблема пропаганды любых ценностей неразрешима по определению. Это в ходе собственной длительной работы человек может поменяться — как старшеклассники в ходе годовой психотерапии. А «массовый» всего боящийся эгоистичный человек не может быть «воспитан» с помощью телевизора, Ютуба и даже Тиктока — поэтому ему просто дают новых врагов и новых «мы», за счет присоединения к которым он может почувствовать себя значимым.

Западная пропаганда в этом месте просчиталась в том, что уж слишком большая и чудовищно экономически и политически значимая группа людей оказывается не у дел. Немцам было легко ополчить народ против и без того тогда весьма маргинальных евреев, но всё оказывается сложнее, когда в статусе недолюдей оказывается треть населения и большинство из тех, кто этим населением управляет.

Наша пропаганда в своей прямолинейности внезапно оказывается эффективней: чужие — это буквально те, с кем идет война. Другое дело, что такой прямолинейных заход («воюем с ними потому, что они плохие, а мы хорошие») работает лишь на массовую аудиторию, в то время как люди поинтеллектуальней оказываются не у дел и зачастую, как следствие, предпочитают верить в безумные теории о том, что то ли Путин сошел с ума, то ли он начал войну, чтобы победить на президентских выборах.

Отдельную горечь добавляет здесь тот факт, что в большинстве случаев признаки, по которым предлагается отделять своих от чужих, — врожденные. Вероятно, в связи с фундаментальной несправедливостью такого деления никакое из них не продолжается вечно. Где-то это длится недолго — как попытка вытравить из рожденных в Украине людей русский язык (а язык — это фактически врожденное качество, часть самого человека, и ни один язык человек уже не будет изучать так интуитивно, как тот или те, которые окружали его в детстве). Деления по другим признакам длились столетиями и продолжает пускать гниль и сегодня — как деление по цвету кожи. Но во всех случаях такие деления уходят… уступая место новым.

В общем, когда к нам на машине времени прибудут люди из будущего и скажут, что у них там все люди любят друг друга, я уточню, какие прямоходящие лысые обезьяны были лишены права называться человеком.

Есть такой знаменитый вопрос: если бы вам предстояло прожить оставшиеся годы на необитаемом острове, какие x книг вы бы с собой взяли?

На этот вопрос можно смотреть с трех позиций:

• Предполагается, что ты берешь с собой те книги, которые содержат в себе нечто ценное, но не относящееся к человеческим отношениям
• Подразумевается, что ты берешь с собой те книги, которые содержат в себе самое главное и не содержат второстепенного
• Самый распространенны вариант — подразумевается, что ты просто будешь выпендриваться начитанностью и вкусом

Самым интересным мне видится второй вариант. Он из серии «деньги с собой в могилу не утащишь». А также про мой любимый пример с доставкой еды:

• Среди сервисов доставки еды на неделю доминирует ЗОЖ
• Среди сервисов доставки еды за час доминирует фастфуд

Большинство людей склонно выбирать для себя благо в длительной перспективе и следовать за страстями в моменте. На будущее человек закажет себе здоровое питание, но прямо сейчас сделает выбор в пользу чизбургера и чизкейка. На необитаемый остров он бы с собой взял, конечно, Майстера Экхарта, но сейчас, когда впереди — вечность, и на серьезное чтение хватит еще и времени, и сил, можно позалипать в ТикТок.

Трагедия и благословение человека состоит в том, что глобальные жизненные выборы складываются из ежесекундных микроскопических выборов. Человек — это не то, какие книги он взял БЫ с собой на необитаемый остров, а то, какую информацию и как он использует в своей жизни сегодня. Трагедия состоит в том, что человек получает возможность вечно обманывать себя, считая себя не тем, кто живет сегодня, а тем, кто понимает реальную ценность чего-либо, и он бы именно этим и жил БЫ на необитаемом острове. Благословение состоит в том, что для желанных жизненных изменений человеку не надо спешить улететь на пока еще не колонизированный и не переименованный в Маска Марс, а можно приступить прямо здесь и сейчас, сделав выбор в пользу чего-то непростого, но созидательного вместо чего-то привычного, но разрушительного.

Государство задолжало вам денег, начальство — повышения, москвичи — латте на миндальном молоке

Одним из способов определить взрослость человека я вижу такое явление, как справедливость. Чем более справедлив мир (в виде всевозможных окружающих, государства, бизнеса, бога и генетики) в отношении человека, тем более человек зрел. И напротив, чем более мир к нему несправедлив, тем в большей степени человек является взрослым лишь на вид.

Поясняю. Будучи профессиональным маркетологом и медийщиком, могу авторитетно заявить: больше всего внимания и эмоций вызывают материалы, которые давят на глубинную обиду аудитории на:
- Москвичей, которые зарабатывают больше их
- Бизнес, который зарабатывает за счет их
- Государство, которое должно им больше, чем дает
- Аморальных богатеев (обеспеченность — уже аморальность), которые являются богатеями незаслуженно

В бога верить не модно, но наш общий предок, имевший с богом прямую связь, умудрился обвинить в несправедливости и его (заявив, что плод с древа познания ему дала жена, которую, в свою очередь, дал бог). Эту стратегию поведения унаследовал и его сын, обидевшись на то, что бог относится к нему не так, как к брату (то есть не так, как он заслуживает). Даже если смотреть на всё это как на «сказки для еврейских детишек», мы вынуждены признать: описанная в них обида на несправедливость, которая полностью определяет поведение человека, удивительным образом не отличается от того, что мы видим и испытываем сегодня. Так что нет оснований считать, что ген несправедливости испарился где-то по дороге к XXI веку.

Эта глубинная обида на сильных мира сего находится глубже того, что человек думает о себе и о других. Например, человек может бить себя пяткой в грудь, уверяя, что нет лучше страны, чем Россия, и нет лучше государства, чем государство российское, и нет лидера лучше, чем Путин. Но этот же самый человек внезапно:
- При упоминании московских зарплат начнет возмущаться тем, что всю Россию заставили пахать на московскую богему
- При упоминании мигрантов начнет возмущаться тем, что тупой узбек забрал у него, умного славянина-арийца, рабочее место
- При упоминании демографии начнет возмущаться тем, что государство не раздает деньги по первому требованию

Как «лучшее в мире государство» может «заниматься геноцидом собственного населения», этот человек объяснить не сможет, поскольку два этих заявления у него расположены «в разных отделах мозга». И обнажается, что первое — это не реальное мнение, а лишь желание приобщиться к чему-то крутому, тем самым почувствовав крутым и себя. В противном случае противоречия не возникало бы, и убежденность в красоте и величии своей родины не исчезала бы при виде богатых москвичей и бедных гастарбайтеров.

А поскольку инфантилизм — это не исключительность, а нормальное состояние условных 90% народонаселения, давление на чувство несправедливости — залог высокой вовлеченности в этих наших соцсетях.

Другое дело человек зрелый. Как-то так получается, что мир к нему справедлив — как бы порой жизнь его ни мяла. Он не испытывает страданий по поводу того, что ему не досталась в наследство квартира в Москве. Он может осуждать мошенников, но он не считает любой бизнес мошенничеством. Он не утверждает, что, если бы государство платило за каждого ребенка по 10 миллионов, он бы (так уж и быть) нарожал кучу богатырей и девиц. В компании или на госслужбе он занимает ровно ту должность, которую заслуживает — даже если при этом старается занять другую (тот, кто ЗАСЛУЖИВАЕТ большего, не старается — он более высокую должность уже заслужил, но из-за несправедливости не получил).

Почти всегда зрелый человек в итоге становится источником несправедливости для тех, к кому мир несправедлив, поскольку в том или ином виде становится успешным. А успешным в картине мира униженных и оскорбленных можно стать, только пойдя на несправедливость — ведь успешными должны быть ОНИ.

Сложно найти тему, которая вызывает больше негодования у народонаселения, чем отношения полов. Политики и геи могут лишь с завистью смотреть на то, как в тренды залетает очередной тикток с девушкой, рассуждающей о том, сколько должен зарабатывать мужчина. В этом смысле феминизм и прочие движения инцелов — лишь вершина айсберга, хотя корни у любых войн полов примерно одинаковые — дикий клубок комплексов, страхов, обид, постыдных скрываемых даже от самого себя желаний и других проявлений сидящего внутри психики жалкого, но бессердечного и эгоистичного ребенка.

Феминизм в этом плане нам интересен лишь тем, что являет собой яркий и при этом распространенный пример проявлений этого клубка. Рассматривать обычные свойственным примерно всем претензии к противоположному полу (кто должен платить в ресторане и кто имеет право на половые связи на стороне) не так интересно в силу их унылости. Мужские движения, в свою очередь, — штука куда менее распространенная, нежели феминизм. Это, полагаю, есть следствие того, что тщеславие — порок, более свойственный мужчинам, чем женщинам. А надо обладать недюжинной фантазией и сильно подавленным критическим мышлением, чтобы убедить себя в том, что твоя причастность к закрытому инцел-клубу не является демонстрацией тотального провала проекта под названием «моя жизнь».

Войны полов вообще и феминизм в частности показывает нам, как этот Клубок комплексов, страхов, обид и скрытых желаний проходит процесс так называемой рационализации. Психологи, возможно, поправят меня в деталях, но в общем и целом рационализация — это когда Клубок испытывает сильные деструктивные эмоции и творит телом человека всякую деструктивную дичь, а человеческий разум при этом выбирает из реальности лишь ту информацию и делает из нее лишь те выводы, которые заставляют выглядеть этот деструктив конструктивным.

Идеологии войны полов дают людям те самые интерпретации реальности, которые надевают на дрожащий от страданий иррациональный Клубок одежду рационализма. И интересно нам в этом то, что нужные взгляды (по-русски — тейки) подбираются исходя из потребностей Клубка в рационализации в текущий момент и потому часто противоречат друг другу. Например:
Угнетатель: Не стоит провоцировать и без того агрессивно настроенного пьяного бугая.
Феминистка: Нет никаких провокаций, в насилии всегда виноват насильник! Человек отвечает за свои поступки!
Угнетатель: Слушается дело о причинении гражданкой Ивановой А. И. тяжкого вреда здоровью гражданину Петрову Г. Н.
Феминистка: Наверняка он ее абьюзил! Несчастная девушка — лишь жертва провокации!

Философия «человек отвечает за свои поступки» легким движением руки превращается в философию «человек есть эмоциональное существо, не властное над собой в тяжелых ситуациях».

Или так:
Угнетатель: Для доисторического общества свойственно разделение труда по формуле «»женщина-собирательница и мужчина-охотник»
Феминистка: Это стигматизация! Человек может быть любым!
Угнетатель: С его стороны это был не мужской поступок.
Феминистка: Мужчины, хватит отказываться от своих негативных свойств! Это как раз типично мужские поступки!

Когда Клубку для рационализации выгодна философия «все люди разные», он использует ее. Когда же вызвавшая сильные эмоции ситуация требует другого объяснение, на выручку приходит «все мужики — козлы».

Приводить примеры можно примерно бесконечно. А разбираться в Клубке и распутывать его — задача, за которую, похоже, часто не берутся даже психологи (среди феминисток распространена работа с психологом, но последние, похоже, обычно лишь помогают Клубку получить более убедительные рационализации). Нам здесь интересно то, что во всех этих случаях живет не человек, а Клубок. Клубок этот столь властен над человеком, что не позволяет тому замечать вопиющую противоречивость его поступков и убеждений. И приводит к раздраю не только с окружающей средой, но и с самим собой: достаточно послушать феминисток, чтобы понять, в каком аду из постоянного угнетения и насилия они живут в своей голове.

Прекрасная правда для Человека и ужасная — для Клубка состоит в том, что различия между мужчиной и женщиной несущественны и поверхностны по сравнению с тем, что нас объединяет. К ужасу Клубка и на наше счастье, нет возвышенных чувств и поступков, доступных мужчинам, но недоступных женщинам; и нет пороков, которые есть у парней, но отсутствуют у девушек. Усугубляет ситуацию Клубка то, что плывем мы в одной подводной лодке, и для Человека это может быть причиной радоваться, а для Клубка — ужасом, от которого он будет всеми силами отворачиваться и прятать лицо в сестринстве и мужском государстве.

Есть у меня такое качество, которое можно можно назвать положительным, но я бы поостерегся — поскольку качество это врожденное, и не сказать, чтобы я был от него свободен, то есть проявлял осознанно, а не рефлекторно. Качество это — симпатия к слабым и унижаемым. В детском саду я ухаживал (в самом прямом смысле этого слова, то есть без романтического подтекста) за девочкой-тихоней, которую все гнобили. В младших классах был единственным ребенком мужского пола в классе, который не буллил попавшего к нам мальчика из Чечни. Именно это качество заставляет меня так ненавидеть расизм и время от времени информационно бросаться на Шамана с Братом. Я не мог удержаться от жалости к мерзким звездам, зашедшим не в ту дверь не в том виде, когда на них ополчились примерно все — ничего не могу с собой поделать, такая у меня реакция на всеобщую травлю, пускай даже недостойных.

Этот до болезненности обостренный нюх на шовинизм во всех его формах заставляет меня брызжать слюной в то время, когда большинство говорит: «А что такого? Он просто сказал как есть».

Так вот: этот мой обостренный нюх подает мне ровно ноль сигналов, когда речь заходит о феминистках современного образца и прочем ЛГБТКИ+ с украинской государственностью. Более того, этот нюх зачастую подает мне обратные сигналы в виде острых приступов сочувствия к очередному белому цисгендерному мужчине, который подвергается остракизму из-за того, что какая-то женщина написала в соцсети, будто много лет назад он поступил с ней бесчестно.

Рискну предположить, что дело тут в следующем. На фотографиях выше вы можете видеть ставший едва ли не жанровым вид снимков: жестокая мужская государственная машина, а на фоне ее — прекрасный женский цветок жизни. Нам тут интересно следующее:

1. Чего греха таить, образ действительно сильный
2. Делается это, тем не менее, на камеру
3. Будучи делаемым на камеру, является преднамеренным актом для создания определенной картинки, вызывающей определенное впечатление (см. п. 1)
4. Для этого используются стражи правопорядка без их АКТИВНОГО СОГЛАСИЯ — над ними совершается пускай и небольшое, но насилие. Никому из нас такое использование нас не понравилось бы
5. Более того, эти действия являются провокацией. Многим из нас (включая вашего непутевого слугу), если бы его использовали для показных фоток о том, какой он бесчеловечный, захотелось бы избежать этого физического насилия над собой, пускай и путем физического насилия со своей стороны

Полагаю, редкий мужчина не сталкивался с провокациями подобного рода со стороны не лучших представительниц лучшего пола. Намедни ваш непутевый слуга летел в самолете рядом с бойкой выпившей старушкой, которая периодически с недовольными криками сталкивала его локоть с общего подлокотника, желая пользоваться им единолично — поступок, который может позволить себе редкий мужчина, понимая, что с его стороны это будет являться вызовом на бой. И хотя старушка в этой ситуации пыталась выглядеть жертвой (молодой амбал в буквальном смысле ущемляет бедную пожилую женщину), в действительности:
— Это она применяла акт физического насилия
— Она совершала акт насилия против человека, который не мог ей ответить именно в силу того, что он сильнее. То есть на самом деле сильной в этой ситуации была она — это она применяла силу против того, кто не может сопротивляться

Сходная ситуация и на фотоснимках: до и без того находящихся под стрессом ребят докапываются наглые гражданки, а эти ребята ничем не могут на это ответить — поскольку в этой ситуации на стороне гражданок находятся закон, приказ и общество. Вопреки тому, что сообщает первый взгляд, сильный насильник здесь — это позирующая на камеру хрупкая девушка, а униженная и слабая жертва — здоровый мужик.

Современные движения угнетенных занимаются примерно тем же: делая губки бантиком, бровки — домиком, а глазки — как у кота из «Шрека», они используют свою неприкосновенность с тем, чтобы насиловать окружающих. А когда угнетенный переходит известную черту — получается красивая картинка, как брутальный убийца угнетает беззащитную лапочку.

Одно из самых ранних и мучительных воспоминания вашего непутёвого слуги связано с тем, как он впервые ярко проявил мимикрию. Воспитательница в детском саду спросила своих подопечных (в число которых входил Павликов), кто вытащил репку в сказке про репку? И хотя маленький Павликов понимал, что репку вытащили дедка, бабка, внучка, Жучка etc., он присоединился к детскому хору, который в один голос громко выдал: «Мышка!»

Последовавшие за этим мучения еще долго не отпускали маленького Павликова, а сейчас у уже стареющего Павликова от этих воспоминаний неприятно сводит живот. Источником мучения служит та энергичность и единство, с которой он выдал «правильный» ответ — и я не постесняюсь предположить, что отдельное взятые граждане ФРГ и ГДР переживали сходные страдания, вспоминая, как, не испытывая никакого экстаза слияния с толпой, тем не менее вместе с ней тянули руку к солнцу, приветствуя небрежно махавшего рукой фюрера.

Поэтому я рискну предположить, что многие участники всевозможных «тенденций» (в современных реалиях это обычно всевозможные ненавистники: России, Украины, иноагентов, мигрантов, капитализма и так далее) во многом определены окружением, в котором они оказались,, а значит, по умолчанию заслуживают если не сочувствия, то жалости, а не ответной ненависти. Это только кажется, что быть конформным — просто и не больно.

Общество убеждает проститутку в том, что она хорошая

У незаслуженно малоизвестного писателя начала двадцатого века Леонида Андреева есть совершенно замечательный рассказ «Христиане». Поскольку это не детектив, позволю себе в двух словах передать суть.

Идет унылый суд по делу о растрате. В качестве свидетелей, помимо прочих, призваны уважаемые сотрудницы дома терпимости (пояснение для зумеров: агентства эскорт-услуг). Каждый перед своим выступлением исполняет формальность — клянется на Библии. Заминочка возникает, когда одна сотрудница дома терпимости использует свое право не принимать присягу на Библии, обосновывая это своей профессией — она, мол, грешница, а значит, не христианка, поэтому не положено ей на Библии клясться.

Далее следует уморительный и печальный парад лицемерия, когда все, включая присутствующего на суде батюшку, доказывают проститутке, что, раз она верит в бога и Христа, значит, она христианка, так что всё в порядке:

— Но вы веруете в господа нашего Иисуса Христа?
— Как же, верую.
— Всякий истинно верующий во Христа тем самым приемлет имя христианина…
— Свидетельница! Вы понимаете: нужно только верить во Христа... — подтверждает председатель.
— Нет! — решительно отвечает Караулова. — Так что же из того, что я верю, когда я такая? Когда б я была христианкой, я не была бы такая. Я и богу-то не молюсь.
— Господь наш Иисус Христос, — продолжал священник, взглянув на председателя, — простил блудницу, когда она покаялась...
— Так она покаялась; а я разве каялась?

Резюмируя, добрые граждане убеждали блудницу в том, что для того, чтобы считаться христианинкой, ничего делать не надо, достаточно признать, что в Евангелие — не байка, а быль. При этом для всех многочисленных граждан позиция блудницы выглядела абсурдной и объяснялась либо глупостью, либо гордыней.

И это ставит нас лицом к лицу с извечным противоречием: мы полагаем, что признавать нечто — это уже как бы этим являться, ну а то, что мы этому не следуем... ну так «все мы люди» — во-первых, а во-вторых, «я стараюсь стать лучше». Врать нехорошо — но все же врут; надо заниматься физкультурой — но я же стараюсь, просто не всегда получается.

Следующий слой этого противоречия — то, что называется «жизнью в своей голове». Первичной оказывается не реальность, а то, что я о ней думаю. Я высокоморален уже потому, что признаю благо морали. Примерно как люди, смотрящие телевизор, возмущаются показываемым там развратом и с тем большей страстью продолжают его смотреть — тем самым ставя себя выше тех, кто смотрит телевизор молча. Надень майку с буквой Z или добавь в свой никнейм в Твиттере израильский флаг — и вот ты уже не просто обыватель, а воин света. Сходи в церковь и поставь свечку — да, это не много, но на такие жертвы, как основатель христианства, ты пока еще не готов.

Если хотите манипулировать людишками через чувство приобщенности к чему-то большему — это большее должно быть доступным. Подписаться на Телеграм-канал — да, платить за подписку — сомнительно, но окэй, начать что-то делать — забудьте слово «популярность».

Мне тут позавчера некоторые предъявили: «Павликов, ты мало того что мракобес и женоненавистник, так еще и выпустил обычный пост ни о чём, КАК БУДТО НИЧЕГО НЕ ПРОИЗОШЛО»

Напоминаю: Трамп со своим вице-президентом очно отругали Зеленского. То, что об этом приходится напоминать, уже сообщает всю суть поста, дальше можно не читать.

Для оставшихся с удовольствием продолжаю. Волею судеб я в тот день существенное количество времени провел в бангкокском метро, где бесстыдно заглядывал в телефоны листающих Инстаграм тайцев. В дополнение к котикам, сладким тайским мальчикам и мемам про голливудские фильмы внимание листавших внезапно приковывалось к тем самым кадрам, где Трамп перебивает Зеленского более успешно, чем Зеленский перебивает Трампа.

Это заставляет задуматься нас о следующем:

• А какое значение для тайцев имеет ссора Трампа и Зеленского?
• Является ли это ссора для них чем-то более значимым, чем контекст, в котором они ее видят: котики, сладкие мальчики, мемы?

Очевидные ответы:

• Не имеет никакого или почти никакого значения
• Нет, не является. Посмотрев запись ссоры, они листают дальше к котикам и мальчикам

В случае наших друзей из солнечного Таиланда более выпуклым становится то, что на самом деле относится и к нам. Кадры ругающегося президента и кого-то вроде президента — это просто развлекательный контент на фоне другого развлекательного контента. У нас есть больше объяснений, почему этот контент ВАЖЕН для нас, чем у тайцев, но все эти объяснения легко разбиваются двумя вопросами:

• Как это новость изменила твою жизнь?
• Главное: как ты изменил свою жизнь в связи с этой новостью?

И тут мы вынуждены ответить так же, как тайцы:

• Никак
• Никак

И констатируем: скидка на йогурт в Пятерочке оказала несравнимо большее влияние на жизнь, чем разозлившийся Трамп — увидев ее рекламу в ВК, житель РФ хотя бы на минуту отвлекся от новостной ленты, чтобы заказать йогурт и кучу ненужных ему продуктов в придачу, чтобы доставка была бесплатной.

Произошедшее — это лишь слова, слова, слова. Сам Трамп в конце встречи по этому поводу заметил, что случившееся — отличное ТВ-шоу. Рискну предположить, что эта шутка с двойным дном, и на втором дне лежит следующее сообщение: планировалось, что встреча приведет к историческим событиям, а по итогу это оказалось лишь шоу для праздных людишек на один вечер.

Воспринимать же появление нового типа контента в своей новостной ленте как событие — антиутопия, которую мы действительно заслужили. Мы можем понять отношение к этому как к очередному мему-однодневке, но не когда это превращается в анекдот про «Жена у меня занимается мелочами вроде распределения семейного бюджета, воспитания детей и поддержания порядка в доме, а я занят важными делами: экономический кризис, экология, напряженная ситуация на Ближнем Востоке».

Одна из ключевых проблем общества потребления состоит в том, что человеку только кажется, что он, потребляя, набирает и обогащается чем-то, тогда как на самом деле он опустошается.

Самый яркий пример в обществе победившего интернета — это потребление информации. Человек обыкновенный сегодня следует принципу «В любой непонятной ситуации — доставай телефон и потребляй информацию». Это — одновременно основной вид досуга, средство занять голову и руки в любую свободную минуту и способ отвлечения от всего неприятного или трудозатратного (что для идейного потребителя — одно и то же).

Очевидно, что эта информация человека не обогащает. Благодаря ей он:

• не создает ничего нового,
• не делает ничего лучше,
• не становится счастливей и не помогает стать счастливей окружающим.

Скорее, он:

• быстрее устает,
• испытывает сложности с концентрацией и глубоким мышлением,
• отгораживается от людей и вообще окружения,
• теряет время и здоровье.

За внешним потреблением скрывается черная дыра, которая съедает силы и самого человека.

Или питание. Есть такой прекрасный способ ничего не делать — обожраться. Человек часто прибегает к этому способу неосознанно, зато — с завидной регулярностью. Обожраться — квинтэссенция потребительства, ведь это — самое буквальное из всех возможных потреблений. Но и тут оно ловко обдуривает нас: человек вроде как ест, чтобы получить энергию, а на деле такое питание лишает его энергии. Возьмем в качестве примера элитарное потребление для бедных — фастфуд со всеми его бургерами и пиццами. Это — медленный пожиратель энергии и жизни, эффект от которого слабо заметен сразу, но спустя годы дает результат куда больший, чем разовая обжираловка макарошками.

В юности я увлекался сыроедением — это питание, основанное на нелепой концепции, что «наши предки» ели только сырое, а термически обработанная пища — искусственная, а значит, нездоровая. А значит, надо есть сырые фрукты и овощи, благодаря чему у тебя будет море энергии и здоровья. Сможешь успевать в десять раз больше или вообще делать то, чего никто до тебя не мог. На практике сыроеды представляли собой более-менее закрытый коллектив людей, которые примерно 100% незанятого питанием времени (а питаться приходится часто — на перекусе фруктами долго не протянешь) посвящали размышлениям о питании, поглощением информации о питании и обсуждению вопросов питания. Соответственно, примерно туда же уходили и примерно 100% сил, которых на такой диете тоже не много. Прекрасный пример, как то, что внешне выглядит отказом от потребительства, на деле оказывается его предельной формой.

Можем продолжить:

• Классический отдых выходного дня (бухло для экстравертов до 30, кино — для интровертов после 25)
• Классический отдых отпуска (всё то же самое, что с отдыхом выходного дня, но в первом случае это происходит на курорте)
• Классические хобби: видеоигры и прочие таймкиллеры

Человек неистово стремится потребить как можно еды, впечатлений и знаний, и расходует на это всё, что у него есть.

Потребление же здорового человека идет по принципу «есть, чтобы жить» — то есть потребление чего-то помогает создать нечто или стать кем-то и, таким образом, сопряжено с деятельностью и не является основным удовольствием. Так человек не занимается спортом ради того, чтобы иметь моральное право сытно поужинать, а сытно ужинает, чтобы иметь возможность с удовольствием заниматься спортом. В таком случае потребление не замкнуто само на себя и не является самоцелью, а является средством — и при этом, парадоксально, доставляет куда больше удовольствия.

Есть в работе такое социально одобряемое поведение — делать заранее. Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Лучше рано, чем поздно.

А ведь почти у всех бывала такая ситуация. Подводит тебя какой-то человек. И уже думаешь, что и как ему скажешь при встрече. Встречаетесь. А там у него и правда форс-мажор, отчитывать человека не за что, можно только посочувствовать. Подготовленная и десять раз про себя отрепетированная речь пропадает даром. Оно и не удивительно: готовил речь ты не потому, что ее надо было подготовить, а потому, что ты психовал.

С подготовкой какого-то дела заранее часто происходит такая же история. Это кажется, что ты весь такой ответственный, думаешь на несколько шагов вперед и подстраховываешься — ведь это, повторюсь, социально одобряемое поведение. Но на деле просто нервничаешь или испытываешь еще какие-то деструктивные эмоции и действуешь иррационально. И в итоге происходят непредвиденные изменения, и заранее подготовленный отчет приходится переделывать.

Я люблю и ненавижу повторять тот тезис, что между «пониманием» и даже «согласием с» вечными истинами и следованием им лежит расстояние примерно в бесконечность. Вечные истины всем известны:

• Людей надо любить
• Быть эгоистичным не надо
• Физкультура полезна
• Курение вредно
• Надо сохранять душевное равновесие в любой ситуации
• Жизнь есть труд
• Драться нехорошо

Если подойти с вышеизложенным списком к случайному прохожему и спросить его, согласен ли он с этими заявлениями, он подпишется под всеми или почти всеми пунктами. Реальность же состоит в том, что практикой своей жизни мы НЕ подписываемся под всеми или почти всеми пунктами. И в этом состоит поразительный феномен: убеждения (или «убеждения») не совпадают с реальностью, а человек этого не замечает.

На вопрос о том, что ему ценно, человек ответит «работа», но в ситуации выбора между «сделать работу качественно» или «уйти пораньше к любовнице» выберет второе. У него всё свербит, ему не сидится, он с ума сходит — так ему хочется побежать к женщине, а это и есть проявление того, что нечто для человека является ценностью. По утрам в будни у него ничего не свербит — и если начальника сегодня в офисе не будет, можно прийти попозже. К любовнице вечером он примчится за 10 минут до назначенного времени.

Один мой знакомый строитель мне много рассказывал о том, что хорошего строителя от плохого отличает умение планировать. Плохой по часам рассчитывает темп работы и исходя из этого назначает сроки. Хороший — всегда закладывает запас минимум в треть от того времени, которое выходит из почасового планирования. Собственно, это известно всем: в сложном проекте примерно половина из того, что может пойти не так, пойдет не так, и еще столько же — из того, что не могло пойти не так. Мы можем предположить в этом строителе недюжинную мудрость, но недавно я обсуждал с ним план работ:

Строитель: Так, за час мы положили 3 листа. Всего у нас 52 листа. Работаем мы по 6 часов в день. Это сколько тогда дней надо заложить?
Я: 4.
Строитель: Погоди, почему 4? 52 делим на 18 — это же меньше трех.

Строитель знает высшую истину планирования, но в конкретной ситуации ему очень хочется закончить побыстрее и совсем не хочется немножко подумать. Ценнейшее качество — видеть, где в себе и своей жизни я являюсь таким же строителям, и быть к нему бескомпромиссно беспощадным.

А маркетологу можно посоветовать не бояться выпускать пост с мотивационной картинкой «Источник всех проблем в твоей жизни — это ты», а в следующем посте объяснять людям, какие они молодцы, что, родившись у таких токсичных родителей, они всего лишь лузеры, а не наркоманы.